[wolf-paralel]

И еще миди на безрейтинг))

Кстати, у этого фика есть сиквел и, он будет постом выше, дневник))

Название: От Системы еще никто не уходил несчастным, или взгляд сквозь призму самоспасения
Канон: Renzha Fanpai Zijiu Xitong/Система "Спаси-себя-сам" для Главного Злодея
Автор: Lyun
Бета: _Brownie_
Размер: миди, 9039 слов
Пейринг/Персонажи: Ло Бинхэ/Шэнь Цинцю (Шэнь Цзю), ориг!Ло Бинхэ/ориг!Шэнь Цинцю, ОЖП
Категория: слэш
Жанр: романтика, драма
Рейтинг: РG-13
Краткое содержание: До недавнего времени на конвентах, посвященным новеллам Мосян Тунсю, зал Системы проигрывал залу Магистра, но все изменилось с появлением двух талантливых косплееров.
Примечание/Предупреждения: ООС, модерн-АУ, АУ в каноне.

Конвенты, посвященные творчеству Мосян Тунсю, славились как среди местного населения, так и среди иностранцев, массово посещавших страну.


Наибольшим успехом — вполне обоснованно, учитывая раскрученность новеллы, — пользовался зал, посвященный «Магистру дьявольского культа». Стенды с атрибутикой, профессиональные косплееры, ставящие сцены из новеллы, актеры озвучки, дающие интервью или принимающие участие в фотосессиях, и огромное количество посетителей.


Залы «Системы» и «Благословения» были не столь популярны. Нет, фанатов у этих новелл было достаточно, чтобы организовывать залы, но в сравнении с более удачливым «собратом» их положение было гораздо плачевней.


До недавнего времени.


Вот уже несколько месяцев как зал «Системы» составлял залу «Магистра» нешуточную конкуренцию. А все благодаря паре талантливых косплееров, что посещали каждое мероприятие, на котором была площадка «Системы».


При входе в помещение, отведенное для «Системы», взгляд натыкался на него сразу, хотя для представительства он выбирал самый угловой стенд около окна. Обычно он сидел или же стоял, лениво помахивая вычурным бумажным веером ручной работы. Черные волосы волной стелились по плечам, ехидная улыбка цвела на губах.


«Шэнь Цинцю» был безупречен. Цвет волос и прическа, вещи, неизменный веер, скрывающий большую часть эмоций учителя. Он был мягок, лучился пониманием, ругал Систему за ее выверты, краснел от расспросов о «папапа», охотно фотографировался с «сестренками» и косплеящими лордов пиков.


Хотя косплеер Шэнь Цзю, по чести сказать, больше тяготел к отыгрышу Шэнь Цинцю из романа «Гордый бессмертный демон», в которую, по сюжету новеллы, попадает его герой. Чаще всего проявлялось, если подле него оказывался Лоу Бин, второй по популярности косплеер, отыгрывающий роль Ло Бинхэ.


Лоу Бин был шикарен. Мощь и стать, черно-красные одежды в пол, даже метка на лбу как настоящая. Он не стоял у какого-то определенного стенда, как «Шэнь Цинцю». Он воплощал собой ветер, ураган, он был всюду и везде. Носился по залу, флиртовал с фанатками, угощал их якобы собственноручно приготовленным печеньем, вызывает на дуэли тех, кто косплеил лордов и демонов, рассказывал смешные, хоть и немного страшные истории и активно клеился к учителю, стоило тому попасть в его поле зрения. Строил глазки, пытался накормить своей едой, плакал и лез с обнимашками и жадными поцелуями, за что периодически получал веером по лицу и поток ругательств в придачу за «непристойное, порочащее честь учителя поведение при посторонних». Что, впрочем, нисколько не волновало Бинхэ и «не охлаждало любовь ученика к учителю».


Те, кто застал их самое первое появление на конвенте, говорили, что парочка тогда даже подралась по-настоящему, за что охрана вывела их с мероприятия. Но сейчас оба парня вели себя относительно смирно и до рукоприкладства дело не доходило.


О том, что между ними такого произошло, из-за чего они настолько терпеть друг друга не могут, ни Шэнь, ни Лоу говорить не пожелали, несмотря на всю настойчивость фанатов и вездесущих журналистов. Впрочем, главное — достоверность косплея, личные неудачи вне конвента не стоит выносить на суд общественности.


И оба косплеера с этим весьма неплохо справлялись.


***


Освежив лицо прохладной водой, Шэнь Цинцю вздохнул, окинув мрачным взглядом свое лицо в зеркале.


«Еще полчаса. Терпи, еще полчаса, и десять тысяч юаней вновь у тебя в кармане», — старательно внушал он своему отражению.


Это было… непросто. Непросто видеть маленькое чудовище и… вежливо разговаривать с ним.


«Любимый ученик и просто любимый».


Шэнь Цинцю схватился за край раковины, подавляя такой неуместный приступ тошноты.


Стиральные машинки, даже на самом их деликатном режиме, жутчайше варварским способом обращались с тонкой тканью его одеяний, поэтому не было и речи о том, чтобы замараться хоть чем-то.


Пиликнув, из-под раковины выехал уборочный агрегат, вызвав у Шэнь Цинцю невольную дрожь. Мир был страшным местом, но в особенности если это был абсолютно чужой мир.


Он до сих пор помнил. Помнил, как умер в цепях, изувеченным физически и морально, когда маленький монстр «забыл» о его существовании на несколько дней и не подпитал своей кровью. Он умер, освободившись тем самым от боли, от гнева, от сомнений и фальши. Более ничто не бередило сердце, ничто не занимало разум.


Отпустив свою ярость, свою ненависть, отпустив все, что он чувствовал к Ло Бинхэ, там, внутри ничего, он, Шэнь Цинцю, обрел покой.


А потом… открыл глаза и увидел свое тело. Целое, неповрежденное, без вервия бессмертных, в нормальном облачении. Что это, сон?


Тогда он не успел задаться этим вопросом, как услышал шум, увидел множество женщин и девушек в странных нарядах, с неизвестными ему предметами в руках. (Это сейчас он знает про камеры и мобильные). Его ослепило вспышками огней, его, как знамя, передавали каждому, кто желал «сфотографироваться», его знали (не зная абсолютно). Это было пугающе странно, но вместе с тем и хорошо.


Разумеется, проклятый выродок не мог пройти мимо.


Когда людской поток вынес его пред очи Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю сразу понял, где он оказался (о, как же он тогда ошибался). Еще одна пытка кошмаром. Но маленький ублюдок допустил непростительную ошибку: в этом сне он подарил Шэнь Цинцю руки и ноги и снял вервие. Он решительно этим воспо…


Ни капли духовной силы. Самое странное, что не только у него.


Тогда это насторожило, но лишь на мгновение. Мордобой — занятие неблагородное, но требующее самоотдачи и сосредоточенности. Не до пространных размышлений уж.


А потом их, как нашкодивших щенков, выкинули из здания за шкирку.


А потом Ло Бинхэ признался, что это не сон. Признался, что Синьмо утратил все свои свойства, исполнив «желание» хозяина и переместив его и его недруга в другой мир. И что теперь они обычные люди, которым, если они не хотят сдохнуть, придется работать сообща. Тогда Шэнь Цинцю впервые харкнул кровью.


Лучше умереть, чем работать сообща с Ло Бинхэ! Да в жизни не возникнет ситуации, когда они будут на одной стороне! Не существует ни единого мира, где бы они не были врагами…


Вынырнув из воспоминаний, Шэнь Цинцю сплюнул кровавую слюну в раковину. О, как же он тогда жестоко ошибался. Нет, не насчет работы сообща. Хвала всем Богам, одержимость фанатов каким-то пейрингом порой весьма полезна, и растащившие их девушки не были поклонницами «канона».


Ошибка была в его заявлении, что он с Бинхэ никогда не будет на одной стороне. Новелла «Система „Спаси-себя-сам” для главного злодея» авторства Мосян Тунсю наглядно показала, что не стоит зарекаться, не продумав все варианты. Имена, люди и нелюди, события, культура, география. Совпадение ли, провидение ли, но эта особа описала родной мир Шэнь Цинцю и Ло Бинхэ едва ли не до мелочей. В романе, с которого все в новелле и начинается. А потом поместила в его, Шэнь Цинцю, тело парня, который, по сюжету новеллы, читал этот роман, по все тому же сюжету написанный бездарным писакой (о, как же он разозлился, читая этот момент, настолько, что потом пришлось извиняться за загубленный компьютер перед Чжу Лан, поклонницей «Шэнь Цинцю», приютившей его у себя).

И этот парень, вместо того чтобы относиться к каждому согласно их заслугам, здраво оценивать, кого стоит поддержать, а мимо кого пройти… стал любезничать с каждым!


Умудрился как-то разглядеть в надменном, помешанном на боях гордеце верного и заботливого старшего брата. При первом прочтении это неожиданно кольнуло. Кольнуло, что для того, чтобы Лю Цингэ стал братом, его надо было… принять. Со всеми его привычками и наклонностями. (А еще кольнуло то, как легко у попаданца это получилось, включая спасение Лю Цингэ от искажения ци).


Не зная всей правды, принял Юэ просто за чересчур заботливого главу, а учеников — как потешное дополнение к образу учителя.


Но больше всего, и это было само собою разумеющимся, Шэнь Цинцю возмутило отношение попаданца к маленькому ублюдку. Улыбался, помог в драке, несмотря на то что такое поведение было ООСом (ну и определение для несоответствия характеру придумали здешние обитатели), посадил с собой в повозку (да палками эту ленивую скотину гнать надо было, если лошади не доставало, а этот…), нелепо подставился в ловушку демона. Конечно, у него было оправдание: несмотря на тело Шэнь Цинцю, внутри него была душа не совершенствующегося, но оправдание было так себе. При желании, имея под рукой библиотеку ордена, он мог не только достичь уровня самосовершенствования оригинального Шэнь Цинцю, но даже привнести что-то новое. А этот чуток приноровился и решил, что уже умудренный мастер. Демоны — коварные, мерзкие твари, коим нет ни доверия, ни прощения, ни сочувствия, ни уважения. А этот старательно любезничал с отродьем, красуясь (Шэнь Цинцю плевался на этом моменте в новелле кровью) в вервии бессмертных перед мелким чудовищем и дурочкой Инъин.


Позорище! Как хорошо, что он не видел такого надругательства над своим телом непосредственно! Он бы не вынес подобного попрания чести лорда пика Цанцюн.


Впрочем, по мере прочтения новеллы Шэнь Цинцю еще неоднократно повторял эти слова, наблюдая за действиями «книжного двойника».


Полез в стычку с демонами и траванулся, переселил Ло Бинхэ поближе к себе и… опять провалился, но теперь в гости к Мэнмо. Зная правду об отродье, все равно нянчился с ним, как с императорским ребенком (чтобы обеспечить себе «спокойную жизнь», можно было просто не обращать на от… Ло Бинхэ внимания, зачем же впадать в крайности?!)


На собрании он должен был сидеть чинно и благородно, но нет, все равно полез впереди всех, ибо «там мой любимый ученик».


Тьфу! До сих пор зубы сводило порой.


А как было обставлено его самоубийство ради переселения в тело из цветка Солнца и Луны? Что за покаяние и жертвенность?! Мелкое чудовище было виновато во многих бедах, да хотя бы в неподобающем отношении ученика к учителю. Его стоило заставить заплатить, а не вот это все!


Все это, вылившееся в то, что чудовище, бывшее хозяином гарема из изысканнейших женщин двух миров, стало «отрезанным рукавом», истерично влюбленным в своего учителя и отупевшим от этой любви и сидения в Бездне до такой степени, что разучилось даже ауры читать. (О, как же он смеялся на этом моменте, да и потом на нескольких конвентах было чем потроллить «Ло Бинхэ»).


Читая главы с Чжучжи-ланом, Шэнь Цинцю ругался, читая главы о добровольном переходе двойника в руки маленького монстра, ругался сильнее. Читая главы о злоключениях в усыпальнице, Шэнь Цинцю гордился, бесился и плевался одновременно. Пагубная преданность двойника мелкому ублюдку оригинала, читающего новеллу, убивала просто наповал.


«Брось его и спасайся! Это — не тот ученик, ради которого стоит терпеть все эти злоключения», — хотелось Шэнь Цинцю кричать в монитор, но он понимал, что это нелепо. История уже написана до конца и не изменится так, как бы ему хотелось. Оставалось только читать, принимать и осмысливать.


Его двойник не был совершенствующимся, никогда не стремился к развитию своего ядра и владению оружием. Максимум мастерства он проявил только в умении держать лицо, да и то без веера это выходило у него из рук вон плохо. Не ведая ни в чьих действиях подвоха, он открывал свое сердце перед каждым, безоговорочно их подкупая. Ведь, в отличие от настоящего Шэнь Цинцю, он не проходил тропой длиной в тысячу ли к своей цели, он не был игрушкой в чужих руках, не ломал и не собирал себя из осколков. Литературный критик, умерший по собственной небрежности, почти половину новеллы воспринимающий окружающий его мир как реалистичное кино или сон. Ему не нужно было место под солнцем, он получил его и так, с жизнью, которую мог прожить настоящий Шэнь Цинцю.


От этого было почти физически больно.


Больно от того, что будь он уступчивей, милосердней, рассудительней, за него, а не за глупца с веером, Лю Цингэ дрался бы до последнего вздоха, Юэ Цинъюань почти обнажил свой клинок, беспокоилась бы Ци Цинци, пряча за напускной грубостью искреннюю заботу…


Хотя, все равно не факт, что одолей он свою боль, зависть, гнев, сумей очистить разум от сомнений и старых страхов, они относились бы к нему так же, как к «косплееру». Все же даже так они были бы слишком разными.


Аккуратно поправив волосы, Шэнь Цинцю пошел к выходу из уборной, внимательно глядя себе под ноги. На прошлом конвенте (Чжу Лан помогла «восстановить документы», но он все еще мало знал об этом мире и зарабатывать иначе, чем играть самого себя на подобных мероприятиях, не мог), он не заметил лужу на выходе из зала и великолепно растянулся на свежевымытом полу, на радость тут же налетевшим фанатам. Те фото до сих пор гуляли по сети, позоря Шэнь Цинцю одним этим фактом.


А на свои не озвученные вопросы ему все равно не узнать ответов. Этого не произошло и уже не произойдет (все они мертвы, Цанцюн пал). И он пал.


Остался только главный герой, будь он трижды неладен, но был ли он счастлив? Не так и много Шэнь Цинцю его действительно мучал, чтобы тот растягивал ему агонию на многие года. Но Бинхэ не смог остановиться, не смог перерасти. Он в погоне за своим детским кошмаром (везет же Цинцю на мазохистов) даже легендарный клинок испортить умудрился. Шутка ли, перенестись в абсолютно чужой, ничем не связанный с твоим мир. Это невероятно ресурсозатратно.


В итоге, впрочем, болван так желаемого и не получил. Здесь у него нет ни сил, ни артефактов, законодательство этой страны тоже не на стороне маньяков, помешанных на отрывании конечностей. Ло Бинхэ переиграл сам себя. Жаль только, что умишка не достает это понять (ох, мало Шэнь Цинцю его в детстве наказывал), поэтому и таскается по конвентам, все еще провоцируя старого недруга на конфронтацию.


Шэнь Цинцю не безгрешен, ему все еще сложно не срываться на это чудовище, но он хотя бы старается двигаться дальше, к свету, раз уж по воле одного недодемона он заперт в этом чуждом мире.


А Ло Бинхэ пусть…


— У-у-учитель, так вот вы где прятались от этого ученика, — мерзкий голос того, кого не спутаешь ни с кем даже спьяну в темноте, заставил Шэнь Цинцю непроизвольно вздрогнуть и, отведя взгляд от пола, посмотреть вперед.


На выходе из коридора, ведущего в уборную, стояло его личное наказание за все грехи. Совершенные и те, на которые не хватило времени. Стояло в «образе», хотя это лицо, вне зависимости от исполняемой его владельцем роли, непрестанно просило врезать по себе кирпичом.


Цинцю раскрыл веер, скрывая за ним свое лицо, наверняка перекосившееся от отвращения. Чем меньше монстр видит его, тем меньше раздражается и тем больше шансов, что до гадостей он дойдет через пару минут, за которые их отыщут вездесущие фанаты.


— Почему вы молчите, учитель? Неужели этот ученик сделал сегодня что-то неподобающее, что расстроило вас? — несмотря на произносимые слова, Ло Бинхэ премерзко оскалился, хотя постороннему человеку могло показаться, что он нежно улыбается. — Учитель, мне вас обнять для утешения?

— Здесь нет фанатов и камер, спектакль играть тут не для кого, маленький монстр. Звать меня учителем ты не обязан, — процедил Шэнь сквозь зубы, с неприязнью глядя на Ло Бинхэ. Обнять? Да лучше он в преступный квартал сходит связанным, чем позволит «этому» себя обнять по доброй воле.

Вот почему Бинхэ не может оставить его в покое? Что харизматичный, пробивной, талантливый во всем, за что берется, засранец забыл на этих тематических собраниях фанатов какой-то новеллы, когда перед ним лежит целый новый мир? Детские обиды покоя не дают, неженка?

— Ну почему же? Ведь именно этот учитель так многому меня научил, — съехидничал Бинхэ, опираясь спиной на левую сторону дверного проема, загораживая проход. — Разве могу я относится к этому учителю столь неподобающе?


Вид у него был очень надменным и самодовольным, словно он нашел путь домой для себя любимого, но пришел поглумиться над тем, кого с собой не возьмет. Засранец, черти выгнали б его из родни!

— И научил бы еще большему, да только ученик оказался мерзким, никчемным демоном, — быть спокойным у него вновь не вышло. Сколько Шэнь Цинцю не твердил самому себе, что движется дальше, стоило только Ло Бинхэ его поддеть, как он тут же вспыхивал подобно спичке.

— Который объединил два мира, собрал гарем из самых красивых женщин, пока все его завистники барахтались в грязи? — Бинхэ состроил издевательски-невинную мордашку.

— Нет, который оказался плаксивой истеричкой, не способной нормально убедить одного-единственного человека полюбить его не из жалости, — вернул Шэнь подначку.

Ло Бинхэ, казалось, совсем это не задело. Он ухмыльнулся во весь рот.


— Ну, тот Учитель хотя бы был человеком, а не рабской подстилкой, как некоторые.

— Ах ты, мразь! — вскинулся Шэнь Цинцю. И вот надо было Мосян Тунсю описать кусочки из его прошлого в новелле, чтобы теперь у этого гада были подходящие слова, чтобы сделать ему побольнее. — Уж не отрыжке двух миров судить о таком, выкинутый в речку Ло!

— Спасенный, обласканный заботой и любовью, а не преданный каждым кустом, включая собственного названого братца, — Бинхэ было весело.

— Ну, так ты ведь у нас главный трахарь шалав, ой, главный герой, своей крутостью балки в домах роняющий. Ты и в дерьме, что из тебя прет, не потонешь, — рыкнул Шэнь Цинцю, с громким хлопком закрывая веер. Надо бы его в рукав спрятать, а то еще сломает от злости, неровен час.


— О да, я герой и просто так не пропаду ни при каких обстоятельствах! Но вот как вы, учитель, не тонете в лезущей из вас аналогичной субстанции, для меня навсегда загадка, — Бинхэ взирал на него с молчаливым превосходством.

— Не суди жизни всех по себе, урод, — веер в руках Шэнь Цинцю все же затрещал. — Не всем вставлена в седалище золотая ложка, которую нужно из него лишь выковырять, чтобы получить все, что желается. И если уж вызубрил новеллу от корки до корки, молодец, трактаты б в свое время так учил, как эту писанину, то надеюсь, помнишь, что я тоже всегда плачу по счетам. За каждое действие и каждое брошенное тобою слово я отплачу в сто крат.

— Не сомневаюсь, но вот неудача, разные у нас с вами уровни, как бы вы не прыгали, чтобы мне как следует отплатить. А вообще, вам самому еще не надоело вариться в собственной желчи? Изначально я ведь не делал вам ничего, учитель, чтобы вызвать такой гнев. Не маленький ребенок был виноват в том, что вы подставляли свою хризантему всем желающим, не получили образование вовремя, были преданы всеми за свой мерзкий, завистливый нрав. А вы чай на голову ученику, что был готов боготворить наставника. И вот кто вы после всего этого, как не отвратительная, злозавистливая тва….

— Закрой свою пасть, Ло Бинхэ! — невероятным усилием заставил себя не кричать Шэнь Цинцю, — что, так нравится перерывать грязное белье врагов? Заняться больше нечем, если около члена нет текущей дырки «сестрички»?! Я еще тогда подозревал, что ты тварь, демонское отродье, прикидывающееся человеком. Пытался разоблачить, да только притворство твое было слишком искусно, а мастерство обмана великолепно, и никто, никто кроме меня до поры не верил, что гнилое, нелюдское у тебя нутро. А касаемо прошлого: в моем ты не виноват. Ты виноват в том, что выжил, когда должен был сдохнуть, Ло Бинхэ! Вот и все.

— Вы так ненавидите меня, учитель? А ведь уже и мир другой. Даже такой твари, как вы, должно было стать ясно, что прошлое лучше отпустить и начать жить заново, а вы все за старые обломки собственной никчемности цепляетесь, — Ло Бинхэ спрятал руки в рукавах.

— Сдохни ты, да даже свали и не посещай каждый конвент своей мерзкой сущностью, и я бы все сумел. Да якорь в черных одеждах на шее тяжеловат. Ты вновь виноват во всем, Ло Бинхэ, — Шэнь Цинцю выдохнул через нос, невероятным усилием воли давя разгорающийся гнев. Эта мразь специально его провоцирует, чтобы он начал драку и организаторы его выгнали, не заплатив.

— Свалить? И позволить вам жить как хочется? Этот ученик тоже привык отплачивать своим обидчикам. А учителя так бесит мое присутствие подле, что отказаться от этого просто невозможно. Не я ведь начал сегодня перебранку, лишь высказал, что организаторы зала пребывают в нетерпении из-за того, что потеряли на целых пятнадцать минут одну из звезд мероприятия. А вы так взъярились, любо-дорого наблюдать.

— Я и не ожидал от тебя снисхождения, монстр. Ты решил отравлять мою жизнь до самого ее конца и дальше. Ты даже без сил имеешь более развитое и натренированное тело, нежели у меня. Но желать видеть тебя в своей жизни как можно меньше мне эти обстоятельства не мешают. А теперь, когда перебранка сошла на нет, уйди с дороги, я возвращаюсь в зал, к своим обязанностям приглашенного косплеера, — Шэнь Цинцю подошел к Ло Бинхэ на расстояние вытянутой руки. Ближе было неприятно.

— О, учитель, неужели вы и правда считаете, что мы на этом закончим? Считаете, что после того, как вылили на меня свое презрение и боль, взбесили дерзкими словами, вот так просто и спокойно уйдете в зал? — Бинхэ перестал расслабленно болтаться в проеме и встал в стойку. Собранным и готовым к атаке, как собственной, так и с его, Шэнь Цинцю, стороны.

— Опять затеешь драку, Ло Бинхэ? Это будет пошло и не ориг… — начал было говорить Шэнь Цинцю, как Бинхэ напал. От первых двух атак Шэнь Цинцю сумел увернуться, но коридор был узким, места для маневров было мало, а враг, судя по всему, даже в этом мире находил себе противников для боя, и третья атака его настигла. Ло Бинхэ схватил его своим излюбленным приемом: за шею и с размаху об стену, да так, что от боли в спине перед глазами все поплыло.

— Этот ученик слегка огорчен тем, что учитель считает его слишком предсказуемым, — буквально промурлыкал Бинхэ ему на ухо. — Но ученику вполне по силам развенчать уверенность учителя.

Шэнь Цинцю злобно зыркнул на держащую его за горло тварь и было открыл рот, чтобы как следует послать, как… Ло Бинхэ его поцеловал.

Жестко, властно, прижав своим телом к стене, а свободной рукой сдавив челюсти, чтобы Шэнь Цинцю не смог сжать зубы и откусить ему язык, нагло хозяйничающий во рту.

Ни шевельнуться, ни ударить, даже не оттолкнуть. Это было… отвратительно. От того, что мужчина, от того, что Ло Бинхэ, от того, что так…

Это было… затягивающее.

У Бинхэ было шесть сотен девиц. Такое количество девушек даже протагонисту без тренировок не ублажить. У Бинхэ был громадный опыт, поэтому даже в таком положении целовался он мастерски. С чувством, подчиняя, увлекая в танец языков. Горячий, страстный, неожиданно нежный.

Спустя пару минут Шэнь Цинцю прекратил попытки вывернуться. С насильниками это не работает, он уже проходил через это. Бинхэ отпустит, как получит, что хочет (зачем он целует?! новелла в голову ударила?), нужно просто перетерпеть, как он когда-то делал. Их кинутся искать, поэтому насиловать он не станет. Просто поиздеваться захотелось, недаром напомнил о жизни в той семье. Что ж, Шэнь Цинцю выдержит это все не сломавшись, и…

И ему поцелуй ни капли не нравится!

Только не с мужчинами, не с Ло Бинхэ, он, в конце концов, несмотря на свое прошлое, не «отрезанный рукав», как бы Шэнь Юань ни опорочил его образ и…

Шэнь Цинцю относительно смог прийти в себя и врезать веером Ло Бинхэ по лицу только тогда, когда рядом раздался счастливый писк фанаток и проявились вспышки камер. Оказалось, что руки у него давно свободны, да и к стене он скорее прислоняется, нежели вдавлен в нее.

— Учитель, за что?! — отпрянувший от него под вспышками камер и мобильных Ло Бинхэ состроил моську обиженного щеночка.

— За… за… — Шэнь Цинцю судорожно пытался отдышаться и успокоить участившееся сердце (от злости на этого ебаря недоделанного и неожиданного шквала поклонниц, а не от чего-то иного!) — За поведение, порочащее честь учителя в чужих глазах!

— Но разве зазорно одному супругу целовать второго? — продолжал Ло Бинхэ играть на публику.

— Так, да, зазорно, — Шэнь раскрыл веер и закрыл им лицо. Никто не должен увидеть его дрожащие от едва сдерживаемого негодования губы и раздутые от злости крылья носа. — Подобные ласки уместны за дверями спальни, а не в коридоре, Бинхэ. Этот учитель расстроен.

Некоторое время он простоял, просто глядя в пустоту, а потом, играя на публику, разразился бранью: «Система, формат тебя побери, почему, когда главный герой делает какую-нибудь глупость, ему ты начисляешь баллы, а меня за это же с удовольствием лишаешь?!»

Фанатки тут же радостно взвыли, усердно записывая печальную речь учителя на диктофоны.

— Простите этого ученика, — вторил им Ло Бинхэ и, бухнувшись на колени, обнял ноги Шэнь Цинцю. Тот под визги фанаток закрыл лицо веером полностью. Никто не должен запечатлеть его красное от гнева, стыда и омерзения лицо.

Это все — всего лишь игра, притворство, не более этого. (О том, что во время поцелуя у него зашевелился, Шэнь старался не думать, в конце концов, он больше не совершенствующийся, и физиология молодого тела требует внимания, пусть и такого).

После конвента они разойдутся, подобно кораблям в море. Шэнь — домой, Чжу Лан купит пиццы, и они целый вечер будут смотреть американские комедии, Ло со своей сожительницей в бордель или…

Шэнь раздраженно цыкнул и резко вывернулся из объятий Бинхэ, едва при этом не упав.

— Этот учитель больше не сердится, но если мы и дальше будем стоять в коридоре, этим милым сестричкам будет очень неудобно с нами общаться, — его голос почти не дрожал (не только Юаню хорошие мины удаются).

— Да, учитель, — Ло Бинхэ тут же пристроился за его спиной, как подобает воспитанному ученику.

(Кобелина несчастный, надеюсь, ты доиграешься со своими папапа до сифилиса или даже гонореи).

И пара, сопровождаемая счастливыми поклонницами, чинно двинулась в зал.